Что делать, чтобы истории Асель не повторялись? Конкретные предложения
- Редакция Kaktus.media говорит о том, как снизить уровень насилия. Наши собеседники - специалисты общественного объединения "Гражданский союз "За реформы и результат" Тимур Шайхутдинов и Анна Зубенко.
- Есть ли в Кыргызстане реальная статистика по семейному насилию?
Анна Зубенко: - К сожалению, большинство пострадавших не обращаются в милицию. А если обращаются, то часто сталкиваются с виктимблеймингом, когда их самих обвиняют в том, что происходит, и отговаривают подавать заявления. Их уговаривают помириться с насильником. И это запускает цепную реакцию. Поэтому нельзя осуждать женщин, которые не заявляют сразу.
- Почему милиция предпочитает не принимать заявления?
Тимур Шайхутдинов: - Много причин. Прежде всего - палочная система оценки, когда сотрудника и целые подразделения оценивают на основе раскрытых преступлений, преступлений, которые переданы в суд. И если есть вероятность, что дело до суда не дойдет, то милиционерам невыгодно эти заявления брать. Поэтому сотрудник может попытаться переубедить пострадавшую не писать заявление. Есть случаи, когда пытаются даже дать условия для примирения этих сторон.
В результате конкретных цифр никто не знает. Даже руководство МВД. Когда они показывают статистику, это все дутая статистика, с хорошим уровнем раскрываемости. Мы проводили опрос в 2015 году. 63% пострадавших не идут в милицию. 63% преступлений не фиксируются.
- Как они это объясняют?
Тимур Шайхутдинов: - Недоверием системе. Кто-то, например, сталкивался с сотрудниками милиции, которые недостаточно эффективно и недостаточно доброжелательно с человеком взаимодействовали. Кто-то счел свое дело слишком мелким.
- Какие инструменты используются для того, чтобы защитить от семейного насилия?
Анна Зубенко: - Существует охранный ордер, который выдается пострадавшей стороне, копия этого документа выдается самому насильнику. Ордер запрещает приближаться, запрещает определенные действия совершать, в том числе косвенные контакты. Это через родственников, например, или по телефону, или через другие способы взаимодействия с пострадавшей стороной. Если человек нарушает условия охранного ордера, то более жесткое наказание следует, и он обязан пройти коррекционную программу.
- Этот ордер помогает жертве?
Анна Зубенко: - К сожалению, никто не отслеживает, как эти охранные ордеры реализуются. Но это не означает, что это плохой инструмент. Нужно просто наладить эту систему так, чтобы пострадавшая действительно находилась под защитой правоохранительных органов. Охранный ордер действует три дня, его можно продлить до 30 дней. Мы как раз давали рекомендацию, чтобы правоохранительные органы выдавали ордер сразу на 30 дней или даже больше.
- Тимур, можно подробнее о коррекционной программе?
Тимур Шайхутдинов: Она появилась в 2021 году. Включили эту норму в закон, приняли специальное положение. Но из-за того что нет специалистов, нет финансов, удачных попыток немного.
- Нередко, даже если дело доходит до суда, суд выносит слишком мягкий приговор. Как это было в случае с первым делом Асель. Повлияла ли на это гуманизация наказания?
Тимур Шайхутдинов: - В 2017 году пересматривали кодексы и ввели наказания в виде достаточно больших штрафов. Это не привело к уменьшению случаев насилия, скорее наоборот. Более того, вопрос выплаты этого штрафа становился ответственностью не только насильника. Поскольку он находится в семейных отношениях с пострадавшей женщиной, то финансовая ноша и на нее возлагается.
Анна Зубенко: - Наши исследования также показывали, что сотрудники на местах часто не информированы. Даже если есть возможность арестовать человека, удалить его от пострадавшей на какое-то время, сотрудники этим не пользуются. Они говорят: ну, у нас же руки-ноги связаны, мы же не можем. Ну как не можете, если у вас есть законные механизмы, установленные законодательством?
- А какие есть? Давайте перечислим.
Анна Зубенко: - Арест и охранный ордер. Но проблема в другом. Весь фокус правосудия идет на совершившего насилие. А в отношении пострадавшей никаких мер не предусмотрено в законодательстве. Поэтому важно обеспечивать механизмы, которые будут, во-первых, гарантировать ее безопасность, в каких-то моментах - конфиденциальность. Чтобы она не подвергалась давлению со стороны родственников, которые часто приходят и просят забрать заявление, написать встречное и так далее. Все эти механизмы пока отсутствуют в законодательстве.
- Вот, кстати, как вы оцениваете то, что в нашем законодательстве есть возможность написать встречное заявление?
Тимур Шайхутдинов: - Сама возможность встречного заявления препятствует торжеству правосудия. В большинстве случаев факт насилия есть. Встречные заявления пишут по разным причинам. Это все-таки семейные отношения, это все-таки муж. Есть давление родственников, давление сообщества, даже некоторых должностных лиц. Эта лазейка используется, чтобы многие серьезные преступления не дошли до правосудия.
Но отказаться от самой этой возможности подачи встречного заявления, наверное, будет неправильно. Потому что по многим другим статьям взрослый человек несет ответственность за себя. И в этом смысле должен иметь право это заявление забрать.
- А если сделать пометку в статье?
Тимур Шайхутдинов: - Что встречное заявление можно писать в делах, кроме дел о семейном или сексуальном насилии? Это вариант. Учитывая ту ситуацию, в которой женщина находится сейчас в Кыргызстане.
Есть второй вариант. Да, право забрать заявление есть. Но если будет доказано, что на пострадавшую оказывали давление, то это уголовная статья. Если давление оказывает должностное лицо, следствие или дознание, сотрудник милиции или прокуратуры, то он несет уголовную ответственность вдвойне. Потому что это отягчающее обстоятельство. К тебе пострадавшая пришла за помощью, а не для того, чтобы ты ее отговаривал эту помощь получать.
- И все же: что можно предпринять, чтобы реальная статистика по семейному насилию снижалась?
Тимур Шайхутдинов: - Тут может помочь только комплекс действий. Органы местного самоуправления по Закону "Об охране и защите от семейного насилия" должны заниматься профилактикой и выявлением случаев и помогать милиции разрешать эту ситуацию. Как мы видим, лишь в некоторых сообществах это работает. Нужно разрабатывать подходы, как органы МСУ должны работать. Они должны понимать, какова их ответственность. Никто этим еще не занялся. Кроме, конечно, отдельных НПО, которые работают в этой сфере. Да, они разрабатывают инструкции, но эти документы носят необязательный характер. Это должно государство начать контролировать, делать и внедрять.
Насчет правоохранителей. Мы видим, что они не знают вообще, как работать с такого рода пострадавшими, и от сексуального насилия в том числе. Они гендерно нечувствительны, они не знают, какие вопросы можно задавать, какие
лучше не задавать, как задать вопрос. Они не знают, как оказать помощь, потому что если она обратилась к милиции, то ей нужна не только правоохранительная помощь, но и медицинская, психологическая, какая-то моральная поддержка.
Должен быть индивидуальный план. Вот у нас есть пострадавшая. Что должна предпринять по ее случаю милиция, что должен делать по ее случаю конкретный сотрудник из социальной защиты? Что должен делать врач, что должны и могут делать НПО, которые работают в этом сообществе? Есть такие советы ПНС, комитеты по предупреждению насилия в семье на местах, что делают они? И должны быть четкие алгоритмы и четкая ответственность каждой стороны, каждой службы. Вот такого пока нет.
И в каждом районном подразделении милиции должен быть человек, который работает с жертвами, кто знает, как это делать.
- В каждом ГОМе?
Тимур Шайхутдинов: - Хотя бы в каждом РОВД. И этот человек должен организовать работу с пострадавшей стороной: перенаправление, вовлечение всех служб и контроль правильности ведения допроса пострадавшего дознавателем или следователем. Пускай этот человек - не милиционер, гражданское лицо - отслеживает в том числе работу сотрудников милиции, может быть, где-то помогает. Мы знаем, что в некоторых странах обычный следователь, детектив не работает с жертвами насилия напрямую, он не задает даже вопросов ей. Специальный есть человек по работе с жертвами, и это он взаимодействует с пострадавшими, он знает, как задать вопрос. Конечно, он выполняет те поручения, которые детектив ему готовит, но он знает, как это преподнести, чтобы не травмировать пострадавшего человека. Это будет не так дорого. Желательно, это должна быть женщина, психолог по образованию, либо хотя бы социальный работник.
-Что можно еще предпринять, чтобы изменить ситуацию?
Анна Зубенко: - Еще есть важная рекомендация. По-моему, она уже отражена в законе, который будет предлагать Динара Ашимова, - это оценка рисков. Во-первых, нужна регистрация каждого заявления, поступающего по любым видам гендерного насилия. И нужно, чтобы сотрудник, принимающий это заявление, оценивал риски продолжения, эскалации насилия. Мы за последние годы видели три таких кейса: это дело Бурулай, дело Айзады и дело Асель.
- А как можно изменить поведение сотрудников правоохранительных орагнов?
Тимур Шайхутдинов: - Правоохранители, как правило, заточены на раскрытие преступлений. Это их главная цель. Поэтому они не понимают даже, что делать с пострадавшими. И это не только у нас. Здесь первая идея - давайте мы поработаем со специалистами, которые будут заниматься этим. С психологами, которые будут внутри РОВД помогать. Второе - давайте мы будем проводить обучение. И третий момент - это система оценки. Мы должны оценивать сотрудника милиции в том числе и по тому, как он взаимодействует с пострадавшими. Пострадавшие удовлетворены тем, как с ними работали? Был ли сотрудник вежлив? Объяснял ли он процессуальные права? Информировал ли он о том, каким образом дело шло? На какой стадии оно идет? И вот тогда ситуация будет меняться.
- Анна, насколько охотно, на ваш взгляд, государство принимает помощь от некоммерческого сектора, гражданского общества, от СМИ в решении этого вопроса?
Анна Зубенко: - Не могу сказать, что все воспринимается в штыки. Есть определенное сотрудничество между организациями гражданского общества и депутатами, госорганами. Но, как правило, это сотрудничество в рамках каких-то конкретных рекомендаций. Хотелось бы больше системности. Потому что, например, наша организация - это носитель знаний, мы постоянно проводим какие-то исследования, у нас есть доказательная база, мы постоянно выезжаем в регионы, видим ситуацию на местах. У нас очень много накопленных рекомендаций. И систематизация этого опыта и опыта сотрудничества между гражданским обществом и государством помогли бы в значительной степени улучшить и законодательство, и правоприменительную практику.
- Тимур, вы можете вкратце описать, какие действия необходимо совершить человеку, который подвергся насилию?
Тимур Шайхутдинов: - Самый первый - обратиться в правоохранительные органы. Есть очень много в Кыргызстане кризисных центров и организаций, которые оказывают правовую и иную помощь пострадавшим, надо обращаться к ним.
Есть в некоторых сообществах активные КПНС - комитеты по охране и защите от семейного насилия, выходить на них можно через органы местного самоуправления - айыл окмоту или мэрии, либо через районные акимиаты, и просить у них помощи.
Мы - тоже одна из организаций, которые в меру своих возможностей оказывают помощь. В каких-то случаях можно обращаться к нам. Для дел по сложным случаям мы выделяем адвокатов, юристов, чтобы оказывать помощь пострадавшим.
